рабочее название — Ночью все Билли серы
вариации первого лицаЭто был танец. Танго или вальс? Скорее танго. Всегда на грани с противостоянием. Хотя вдруг противостояние могло обратиться в нежнейшее объятие. То он далеко, напряжён и настроен защищаться, насмешлив и зол, то вдруг оказывается рядом — весь в одном объятии, в кольце рук, heart on his sleeve, открыт и уязвим, серьёзен. Сколько раз он уходил, столько раз возвращался, сколько раз руки Джима размыкали кольцо, столько раз и смыкали. Каждый день именовался «Прощай», каждая ночь кричала своё «Останься». Со мной, я, меня, мой — вариации первого лица отчаянно и безнадёжно звенели в каждом обнаженном нерве, ручейками пота выступали на горячей коже. Но день приносил безликое «они» и ещё более бледное «мы», не имевшее отношения ни к Билли, ни к Джиму, но к МИ-5, Британии, всем деловым обедам и отточенным фразам, которые обычно пишут на подножии памятников. Они легко слетали с губ, которые ночью истерически кривились в «я, мне, со мной».
— Вернись.
— Куда, Билл?
— Брось свою школу, я хочу видеть тебя там. Вернись.
— К тебе?
— Ко мне? Да, ко мне!
Это ночь мерцала в его нервных пальцах, вздрагивала в наготе плеч, замирала на животе, жила в шёпоте губ.
Когда он вернулся, был день. Без жалости и сантиментов, одетый в костюм как в доспех, закрытый очками в тяжёлой оправе как щитом. Вооружённый «нами».
— Добро пожаловать в нашу цитадель, Джим.
— Я вернулся.
— И очень вовремя! Работы как всегда у нас много.
Ночь обволакивала его и днём. Для этого он носил очки — чтобы никто не заметил мрака: со мной, ко мне, меня, люби. Люблю. Будь.